ИСТИННАЯ ИСТОРИЯ МУ-МУ, КАК ОНА ЕСТЬ

Давным-давно жила себе одна барыня. Крепостница-самодурка. Злая была и вредная. Ничего не делала, только крестьян своих эксплуатировала. С утра до вечера безо всякого перерыва. И то им придумает, и это, никакого спасения от неё не было.

Вот вызывает она однажды своего управляющего.
- Слушай – говорит – управляющий, что же это такое! Я больше такого терпеть не намерена!
- Чего, такого, матушка-барыня-крепостница-самодурка? – спрашивает управляющий.
- А такого, что все наши крестьяне выражаются некультурно. Слова непечатные употребляют. Никакого спасения нету от этого мутершпрахер! – Это она по-заграничному так умела выражаться.
- Так как же? Мы же народ, без этого шпрахера нам нельзя! – говорит управляющий.
- Ничего, сможете! Слово моё – закон. Кто нарушит, заэксплуатирую!
Видит управляющий, ничего не поделаешь. Но тут вспомнил:
- А как же Гаврила?– говорит.
А Гаврила, надо сказать, мастер был там на все руки, самородок народный! И самовар вскипятить, и сплясать, и телевизор наладить – всё только он один. Цело хозяйство крепостное держалось на нём на одном. Но была у него одна особенность, привычка, так сказать, – молча работать он не мог никак.

- Ах, Гаврила… - расстроилась барыня.
Думала она, думала, и надумала.
- А Гаврила – говорит – коль не может, пускай вместо слов этих мычит!
- То есть как это, мычит? – испугался управляющий.
- А так мычит, как коровы мычат! И не перечь мне, я – барыня!
Так и пошёл управляющий с барыниным наказом.

А у того Гаврилы была собачка любимая. Куда он, туда она. Куда она, туда он. Так и жили они душа в душу, как симбиоз народа с природой. А звали собачку эту… Одним словом, после наказа барыни стала она Му-му.

Проходит неделя-другая, снова барыня управляющего кличет.
- Ой – говорит – ну что это за жизнь такая настала. Как в хлеву живём, сплошное мычание с утра до ночи!
- Так ты ж сама, матушка-крепостница…
- Знаю, что сама, но терпеть такого больше не буду. Тут не ранчо и не скотобойня. Тут нормальное крепостное хозяйство со всеми своими достоинствами. А теперь у нас одни недостатки. Поэтому велю – Му-му эту топить в пруду!!!
- Как скажешь, матушка-барыня-крепостница-самодурка… Твоё слово – закон…

А за домом был у них пруд. Это водоём такой круглый с кувшинками. А вокруг пруда этого был берег. И на этом берегу трудовой народ собирался на разные народные праздники, обычаи и ритуалы. И вот построили они лодку из дерева (ладья, по-народному), посадили туда Гаврилу с Му-мой и говорят: «плыви, мил человек, топи свою Му-му»!

Выплыл Гаврила на середину пруда. Посмотрел на Му-му и так ему её жалко стало. Она же, хоть и плавать умеет, да намокнет. А полотенце у собаки откуда? Простудится, как лечить? На собак средствами народными не напасёшься, ведь право крепостное вокруг! И такая тоска его взяла, что не выдержал он: «му-му, му-му – говорит –му-му, перему-му»! Жалуется так по-своему…

Барыня на берегу как услыхала! Да как расстроилась! Красная вся стала, бегает вокруг пруда в одном халате да чепце. Злость в ней кипит и растёт, а Гаврила всё своё: «му-му, перему-му»…

Так они до самого вечера и угомониться не могли – барыня вокруг бегом бегает, а Гаврила посредине мычит в ладье. Только вдруг барыня не выдержала напряжения классовой борьбы, на берег упала и дух из неё вон!

А народ-то обрадовался – нет больше барыни-крепостницы-самодурки! Высыпал этот народ на берег, стал песни разные народные петь, хороводы водить! И решил – больше он, народ, с барынями разными жить не хочет, а хочет сделать колхоз!

И сделали там колхоз, и управляющий стал его председателем. И всё, что было у народа, стало колхозное, а что у барыни – председательское. А Гаврилу сторожем ночным определили. И назвали колхоз этот по-народному: «Му-му». А собачка сдохла…